Альфред Кох, Игорь Свинаренко - Ящик водки. Т. 1-4
Издателство АСТ Москва; 2009; език: руски; ISBN 978-5-17-055452-2, 978-5-403-1398-7;
формат: fb2, rtf; размер 3,19 MB
“Пить надо меньше! Пить меньше надо!” —
уговаривал себя известный персонаж “Иронии судьбы”, приплясывая на
декабрьском морозе в своей одежке не по сезону. Между тем мораль этой
новогодней рязановской истории сводилась к прямо противоположному: пить
надо больше. Ибо только вмешательство Ее Сорокаградусности в скучную
жизнь затюканного врача Лукашина позволило последнему резко изменить
судьбу к лучшему...
Нет,
удивительное все-таки дело! История литературы пестрит поучительными
примерами, когда тот или иной отважный замысел с размахом накрывался
медным тазом из-за роковой диверсии злодейки-с-наклейкой. И, напротив,
политкорректности ради замалчиваются сюжеты, когда она, проклятая,
способствовала появлению на свет какой-нибудь незаурядной книги
(“Москва—Петушки” Венички Ерофеева тут выглядит исключением; да и первая
легальная публикация этого знакового текста состоялась, не позабудем, в
санпросветовском журнале “Трезвость и культура”).
Потому-то,
наверное, замысел любопытной книги Коха и Свинаренко сам по себе уже
выглядит убедительным прорывом. Ибо водка здесь — не тема и не объект
поругания (равно как и восхваления), но важнейший инструмент постижения
нашей реальности.
Идея
книги проста, как маринованный огурчик. Встретились за хорошей водкой
два башковитых мужика за сорок. Бизнесмен и журналист. Встретились не с
целью тупо напиться, а для того, чтобы вдумчиво потрепаться под
диктофон: вспомнить и последнее двадцатилетие СССР (России), и самих
себя в предлагаемых временных координатах. Этапы большого пути, так
сказать. Один год — один вечер — одна бутылка — одна большая порция
разговора. На другой день и на трезвую голову диктофонная запись будет
расшифрована, дополнена специально выделенными комментариями обоих
участников беседы, а также цитатами из классиков, от Ильфа—Петрова и
Михаила Булгакова до маркиза Де Кюстина и Аристотеля, — тоже отдельными
врезками курсивом. Ибо авторы ничуть не притворяются великими
всезнайками, не корчат из себя (задним числом) выдающихся краснобаев.
Они не скрывают, что по пьяному делу могут и не припомнить точно
удачную цитату и что “хорошая мысля” в тему нередко приходит в голову
уже постфактум.
Таким
образом, читателей подкупает атмосфера дружеского задушевного трепа,
когда люди могут и подначить друг друга, и глупость брякнуть, и
поправиться, и от главной темы ускакать далеко вперед или вбок, и
матерком пройтись — не по злобе, а по необходимости. Потому как одним
лишь умом, без крепкого словца вдогонку, Россию не мог понять даже поэт
Тютчев — где уж нам, многогрешным!
Выбор
точки отсчета для разговора кажется абсолютно логичным. 1982 год.
Смерть Брежнева, приход Андропова, начало конца застоя и какие-то
смутные, едва-едва ощущаемые подвижки внутри мощной тектонической
платформы Союза Нерушимого. Перемены, впрочем, еще впереди, а пока
наличествуют дефицит, самиздат, два сорта пива (бутылочное и разливное),
КГБ, Афганистан, фарцовка, граница-на-замке, радиоголоса, “Слава
КПСС!”, запретный доллар по шестьдесят четыре копейки и разрешенная
колбаса по два двадцать. В общем, полный набор тогдашних прелестей и
гадостей — с преобладанием последних. Теперь чуть подробнее об
авторах-собутыль... в смысле, собеседниках. Первый, русский немец
Альфред Кох, за прошедшие десятилетия достигнет немалых высот — вплоть
до вице-премьерского поста и должности управляющего имуществом Всея
Руси. Потом будет автором книги о приватизации, будет низвергнут,
объявлен чуть ли не врагом народа и кандидатом на нары, потом будет
официально назначен “Газпромом” на роль главного погубителя НТВ (умеют
же наши власти сталкивать лбами умных людей и, потирая ладошки,
равноудаленно наблюдать за драчкой!). После НТВ герой опять займется
бизнесом, потом едва не сделается сенатором, потом будет призван на
должность политического пиарщика...
Однако
не станем заглядывать в грядущее. Первая водка только-только разлита. В
год кончины дорогого товарища Леонида Ильича наш герой завершает
образование в Ленинградском финансово-экономическом институте, а по
совместительству калымит дворником. Но не простым, а вечерним. “Вечерний
дворник, — педантично уточняет Кох, — работает только тогда, когда в
течение дня что-нибудь такое навалило, что никак нельзя терпеть до утра.
Обычный дворник не выйдет — у него смена закончилась. Вечерний дворник
— человек аврала. Зарплата у него меньше, чем у обычного. Рублей так
девяносто — сто двадцать. И работает он меньше. Зато случайно и по
вечерам. Самая хорошая работа для студента или аспиранта. Такая работа
передавалась “по наследству”. От старших товарищей младшим. Мне она
досталась на четвертом курсе. Проработал я пять лет. С 1982 года по 1987
год. Уже кандидатом наук был, а все работал”. Кстати!
Если
бы кто-то составил частотный словарь “Ящика водки”, то слова с корнем
“работ” получили бы приличный рейтинг. Не из бездельников наши визави,
очень даже не. Однако пора уже представлять второго из собеседников,
русского украинца Игоря Свинаренко. Соавтор-два тоже с течением украсит
свою биографию солидными журналистскими достижениями: будет золотым
пером “Коммерсанта”, собкором в Америке, главным редактором глянцевого
журнала “Домовой”, лауреатом премии “Репортер года”, автором нескольких
книг. Но в год, когда “хрюкнул Ильич” (выражение Альфреда), Игорь
работает в калужской молодежке, в отделе коммунистического воспитания и
рабочей молодежи. Надо ли говорить, что извещение о кончине бровастого
генсека приходит с телетайпа аккурат в вечер дежурства молодого
журналиста по номеру? “И сидел я долго, — вспоминает Свинаренко, —
потому что никто не знал, как хоронить Брежнева — и как об этом
извещать народ. Обком комсомола затребовал инструкции в обкоме партии,
те — в ЦК. А там говорят: мы тоже не знаем, перезвоните нам часа в два
ночи. Так они подняли архивы “Правды” за 53-й год — это был последний
случай похорон действующего главы СССР — и оттуда слизали весь макет.
Значит, рамка черная во всю полосу и отклики трудящихся, что они
скорбят и поэтому перевыполнят план, а партия еще теснее сплотится
вокруг ленинского ЦК. Идиотизм, в общем, такой, что сегодня в это
трудно поверить...”
О
чем трындят наши авторы? Да обо всем: малом и великом, грубо
приземленном и сугубо философском. На протяжении двухсот с лишним
страниц они успеют коснуться разнообразнейших тем (Чернобыля и
геополитики, полигамии и великой русской литературы, “Норд-Оста” и
“Сибирского цирюльника”, еврейского, немецкого и китайского вопросов, и
др.).
Примечательно,
однако, что тема массового или ритуального идиотизма, добровольного
или вынужденного, с роковой неизбежностью всплывет еще неоднократно.
Будет это в разговоре о давно канувших временах и о временах новейших, к
которым собеседников-собутыльников вновь и вновь приведет причудливая
цепочка ассоциаций. Порою авторы-спорщики посыпают главы пеплом: мол,
дураки мы были сами — не лучше прочих. Порою откровенность друг перед
другом (и перед читателем) доходит до цинизма, однако покаяния в
собственной глупости — как это ни парадоксально! — еще больше
располагают читателя к собеседникам. Кох, к примеру, честно повествует о
том, как его, молодого, накрывала волна верноподданнической любви к
генсеку-реформатору Горбачеву (и удивительно к месту приводит цитату из
“Войны и мира” — про восторг Петеньки Ростова при виде государя). А
Свинаренко так рассказывает о своей работе журналиста-агрария: “Бывало,
приезжаешь в колхоз на “козле”, чтобы сочинить бессмертный текст типа:
“Вместе с тем оставляют желать лучшего темпы кормозаготовок. На голову
КРС заготовлено по 13 ц условных кормовых единиц, в то время как...”.
Помните этот незабвенный стилек? Не Свинаренко его придумал, а сама
эпоха одобрямса подбирала словечки и ставила каждое лыко в строку...
Авторы
книги стараются быть честными по отношению к самим себе. Это позволяет
Коху и Свинаренко давать и нелицеприятные оценки окружающим людям и
явлениям. Иногда сарказм зашкаливает, но в точности горьких
высказываний собеседникам трудно отказать. Глобальный их замысел
исполнен пока лишь на четверть: освоено пять бутылок, охвачено пять лет
(том завершается 1986 годом), и впереди еще есть о чем вспомнить. Судя
по замелькавшим газетным и “тонкожурнальным” отзывам, читатель
встретил первый “Ящик водки” и последующий второй с энтузиазмом.
Не
в пользу книге только одно, зато важное привходящее обстоятельство —
из области политики. Дело в том, что Альфред Кох между выходом первого
тома и написанием второго был призван Союзом правых сил руководить
предвыборной кампанией; означенную кампанию он начисто запорол.
Правда,
нет худа без добра: название книги Коха и Свинаренко стало
индульгенцией для СПС, поскольку причину поражения правых на
декабрьских выборах можно теперь свести к пьянству отдельно взятого
Альфреда Рейнгольдовича. А пьянство — причина на Руси уважительная,
вековая, почтенная. И Кох едва ли возразит против очевидного, и
репутация русского либерализма на данном этапе будет спасена.
